Все человеческие взаимодействия можно разделить на две группы: мирные и военные. Точнее, это два состояния человека, которым присущи разные способы взаимодействия. Для взаимодействий мирного характера есть общий признак: они (в основном) используют систему награждения/наказания другого.
То есть, мы делаем нечто, и в ответ на это нечто наркожелеза собеседника выделяет ништяки — ему приятно. Или наоборот, ему плохо. Кроме этого, в башке есть маленький приборчик, отражающий происходящее в этой самой чужой голове на свою систему награждения. И у другого тоже такой приборчег есть. Мне приятно, что тебе приятно, а тебе приятно, что мне. Через доли секунды этот обмен воздействий превышает порог запуска, и ты говоришь: У-у-уй! — а младенец тебе: А-гы-гы!
Приборчег может работать, не работать, или работать наоборот. Наоборот, это когда срубаешь с врага клочья, и он кричит: Уа-йа-йа! — а ты ему: Ага-а-а!
Это, такссть, несущая частота, передающая смысловое ядро сообщения. Она очень энергозатратна, потому что твои маленькие химзаводы должны выработать очень много разных веществ, чтобы её запустить. Поверх неё идёт вспомогательный канал, передающий информацию при помощи слов, он требует меньше энергии.
Чтобы не дёргаться всякий раз по-настоящему, люди как бы сигналят флажками: «здравствуйте»-«пожалуйста»-«спасибо»-«извините»-«досвиданья», причём первый и последний сигналы служебные.
Это фантики, в которые люди обёртывают свои намерения. В пиздючестве нас учат меняться фантиками по любому поводу, а девочек — прямо-таки составлять из фантиков целые простыни. К среднему возрасту они уже тщательно облизывают друг друга, так что приходится выносить в прихожую стулья.
Так мы становимся Понарошкиными. Фантики, о Прихожаненъ, необходимы тебе, чтобы не выделять ся среди внешних — во всех случаях, когда выделять ся не есть твоим намерением. В остальном тебе очень, очень полезно воспретить себе их, чтобы твоя воля шла по несущей частоте. Чтобы твои фантики обрели силу и стали деньгами в человеческом обмене, ты должен поставить преграду — чем больше воды, тем выше корабль.
Понарошки говорят «извини», будто от этого их косяки перестанут быть косяками. А тебе нельзя «извини», а значит и косячить себе не позволишь. Они говорят «спасибо» и идут дальше, а тебе придётся дарить благо или не брать лишнее. Они хотят обменять своё «пожалуйста» на время чужой жизни, а тебе ничего не нужно: не желая просить, ты подумал заранее, ничего не проебал, и у тебя полные закрома жиров.
Начав с такой простой вещи, ты получишь намного больше, чем можешь себе представить сейчас, и станешь настоящим Сталкеромъ — «встретил цыганку, осталась должна».
Пока твоё «спасибо» просто фантик, и если всё же хочешь благодарить Церкву, брат Финдиректор охотно примет всё, что ты можешь дать. Если ты можешь помочь Церкве профессионально, такссть pro bono, то общественной нагрузки у нас больше чем дохуя. Мы не знаем, как защитить Церкву от отключения, а её персонал от расшыфровки. Мы не юристы, и когда они запретят тебе живые деньги, у тебя не будет защиты. Ну а если пока не можешь, не благодари — никто не спросит.
Теперь лично от меня. Если ты хоть сколько-нибудь признателен Духу этой Церквы, делай то, что он говорит. Просто делай, не надо Его просить продолжать, это лишнее, просить это пока не про нас. Нам бы сперва отучиться плевать в предложенную руку, ога.
Вот в прошлой заметке, например, было ясно сказано: работайте, братцы, а то бисер кончиццо. А в позапрошлой заметке Духовное Существо, которое мы типа ценим и благодарим, второй раз (!) уже склонило Ся перед плинтусом, и предложило всего лишь напрячься, сделать одно движение межушным мускулом. Без нормативов, без оценок, без конкурса. Ответить на вопросы.
А, ты не знаешь ответов.
Ты «знаешь», как звали гусского тсагя, и что с нами Б-г (схуяле), и что умом Россию не понять (эт точно), и кто кого пугает твоими (правда штоле) Искондераме. Покуда «знаешь», ты никогда, то есть — до последней медсестры — не сможешь сказать жел.дор.работнегу: Э, алоха бля, стоп-машина!
А ведь ответ «не знаю» на те вопросы, это ахуительный результат. Я не знаю, чей я холоп, нахуя моих прежних зарывали в землю в таких количествах, почему нас презирают хозяйки, кто решил, что мы одноразовые, и кого я кормлю (буквально) своими детьми и детьми своих детей — я не знаю. Но хуй им, а не барабан. Хуй-песда-джигурда!